Здравствуйте, Любовь Михайловна, посоветуйте, пожалуйста, какие аргументы подойдут к этому тексту. Я начала писать сочинение, но подходящих подтверждений позиции автора в литературе не нашла.
Текст.
Город горит. Даже не город, а весь берег на всем охватываемом глазом расстоянии. Трудно даже сказать — пожар ли это. Это что-то большее. Так, вероятно, горит тайга — неделями, месяцами на десятки, сотни километров. Багровое клубящееся небо. Черный, точно выпиленный лобзиком силуэт горящего города. Черное и красное. Другого нет. Черный город и красное небо. И Волга красная. "Точно кровь", — мелькает в голове. Пламени почти не видно. Только в одном месте, ниже по течению, короткие прыгающие языки. И против нас измятые, точно бумажные цилиндры нефтебаков, опавшие, раздавленные газом. И из них пламя — могучие протуберанцы отрываются и теряются в тяжелых, медленно клубящихся фантастических облаках свинцово-красного дыма. В детстве я любил рассматривать старый английский журнал периода войны четырнадцатого года. У него не было ни начала, ни конца, зато были изумительные картинки — большие, на целую страницу: английские томми в окопах, атаки, морские сражения с пенящимися волнами и таранящими друг друга миноносцами, смешные, похожие на этажерки, парящие в воздухе "блерио", "фарманы" и "таубе". Трудно было оторваться. Но страшнее всего было громадное, на двух средних страницах, до дрожи мрачное изображение горящего от немецких бомбардировок Лувена. Тут было и пламя, и клубы дыма, похожие на вату, и бегущие люди, и разрушенные дома, и прожекторы в зловещем небе. Одним словом, это было до того страшно и пленительно, что перевернуть страницу не было никаких сил. Я бесконечное количество раз перерисовывал эту картинку, раскрашивал цветными карандашами, красками, маленькими мелками и развешивал потом эти картинки по стенам. Мне казалось, что ничего более страшного и величественного быть не может. Сейчас мне вспоминается эта картинка. Она не плохо была исполнена. Я до сих пор помню в ней каждую деталь, каждый завиток клубящегося дыма, и мне вдруг становится совершенно ясно, как бессильно, беспомощно искусство. Никакими клубами дыма, никакими лижущими небо языками пламени и зловещими отсветами не передашь того ощущения, которое испытываю я сейчас, сидя на берегу перед горящим Сталинградом.

Сочинение.

Может ли искусство передать все те ощущения, которые испытывает человек во время войны? Вот вопрос, над которым задумывается русский писатель В. П. Некрасов.
Раскрывая эту проблему, автор описывает картину, которая произвела на героя книги в детстве незабываемое впечатление: «тут были и пламя, и клубы дыма,…, и разрушенные дома…». Трудно было герою отвести взгляд – настолько было пленительно и страшно, что «перевернуть страницу не было никаких сил». А затем, В.П. Некрасов противопоставляет этому впечатлению ощущения человека, видящего эту картину на самом деле. И герой понимает, что «никакими клубами дыма», «никакими… языками пламени» нельзя передать того чувства, которое он испытывает, видя горящий город родной страны: «багровое клубящееся небо», « свинцово-красный дым», «чёрный город и красное небо» - «точно кровь».
Позицию автора определить довольно просто: невозможно при помощи искусства передать всю полноту тех ощущений, которые чувствует человек, видящий наяву все ужасы войны.