Форма входа
Уважаемые гости! Друзья, до экзаменов остается совсем немного времени. Предлагаем вам воспользоваться нашим ВИП-разделом, где ваши работы будут закрыты от любопытных взглядов. Кстати, цена на месяц в условиях пандемии руководством сайта снижена. Заходите в ВИП-раздел, выставляйте свои сочинения как по литературе, так и по русскому языку. Мы проверим столько ваших работ, сколько вы напишите. Ждем вас в ВИП-разделе. Мы поможем вам! Подробнее >>
помогите написать сочинение
Опубликовано в: Главный раздел
0
Это случилось в голодные послевоенные годы. Однажды, вернувшись домой, еще на крыльце я почувствовал аромат свежевыпеченного хлеба. Из сеней запах потащил меня в комнату, к бабушкиному комоду. Там, во втором ящике, под старенькой простыней, я увидел четыре огромных, душистых, белых каравая с высокими пористыми боками, блестевших масляной корочкой. От их запаха у меня кружилась голова, но впиться в хлеб, разломать его, откусить я не посмел. С великой натугой я закрыл комод.
- Егорушка! - ахала бабушка. - Да что ж ты все нам, у тебя своих пятеро...
- У моих-то-отец,вот он, с руками и ногами, а ему кто,сироте, даст?
то была самая больная струна в моем сердце, и он потянул за нее, этот незнакомый голубоглазый, словно вылинявший от солнца Егор. Я возненавидел Егора,меня затрясло от его белозубой улыбки и жалостливых глаз. И как я, пятилетний недомерок, сообразил, чем больнее ударить его?!
А что это у нас в доме так навозом тянет? “Вот так тебе! - подумал я. - Пришел. Расселся. Жалеет. Разговаривает!”
Запах от Егора шел густой, в нем мешались конский и человеческий пот, махорка и духота овечьего закута.
Егор заморгал белыми ресницами, нахлобучил бесформенную папаху и суетливо заторопился.
Когда я ел божественно пахнущий ломоть, грыз хрустящую корку, тонул в белопенном мякише, чувствуя щеками его живое тепло, я не понимал, какой поступок совершил. И только потом, когда томление сытости стало склеивать мне веки, я удивился, почему это после ухода Егора ни мама, ни бабушка не сказали мне ни слова. Мама сидела, забившись в угол старенького диванчика, а бабушка гремела посудой.
...На улице было темно. Все привычное и незаметное днем переменилось, выросло и затаило угрозу: и плетни вдруг поднялись, как зубчатые стены, и беленые стены хат при луне вдруг засветились мертвенно и хищно.
...Спотыкаясь и поскуливая, я вышел к оврагу, где огромным чернильным пятном лежала темень.
Как во сне, я поднялся, перешел черный овраг и, стараясь не смотреть в сторону кладбища, вышел к Егорову куреню. Окна не светились... И тогда я зарыдал в голос, потому что все было напрасно: Егор спит, а завтра он уедет и никогда не простит меня!
- Кто здесь? - На огороде вдруг осветилась открытая дверь бани.
- Дядя Егор! - закричал я, стараясь удержать нервную икоту. - Это я! - И, совсем сомлев от страха и стыда, почему-то совершенно замерзая, хотя ночь была жаркая, ткнулся во влажную холщовую рубаху овчара и, заикаясь, просипел: - Дядя Егор! Прости меня!
- Егорушка! - ахала бабушка. - Да что ж ты все нам, у тебя своих пятеро...
- У моих-то-отец,вот он, с руками и ногами, а ему кто,сироте, даст?
то была самая больная струна в моем сердце, и он потянул за нее, этот незнакомый голубоглазый, словно вылинявший от солнца Егор. Я возненавидел Егора,меня затрясло от его белозубой улыбки и жалостливых глаз. И как я, пятилетний недомерок, сообразил, чем больнее ударить его?!
А что это у нас в доме так навозом тянет? “Вот так тебе! - подумал я. - Пришел. Расселся. Жалеет. Разговаривает!”
Запах от Егора шел густой, в нем мешались конский и человеческий пот, махорка и духота овечьего закута.
Егор заморгал белыми ресницами, нахлобучил бесформенную папаху и суетливо заторопился.
Когда я ел божественно пахнущий ломоть, грыз хрустящую корку, тонул в белопенном мякише, чувствуя щеками его живое тепло, я не понимал, какой поступок совершил. И только потом, когда томление сытости стало склеивать мне веки, я удивился, почему это после ухода Егора ни мама, ни бабушка не сказали мне ни слова. Мама сидела, забившись в угол старенького диванчика, а бабушка гремела посудой.
...На улице было темно. Все привычное и незаметное днем переменилось, выросло и затаило угрозу: и плетни вдруг поднялись, как зубчатые стены, и беленые стены хат при луне вдруг засветились мертвенно и хищно.
...Спотыкаясь и поскуливая, я вышел к оврагу, где огромным чернильным пятном лежала темень.
Как во сне, я поднялся, перешел черный овраг и, стараясь не смотреть в сторону кладбища, вышел к Егорову куреню. Окна не светились... И тогда я зарыдал в голос, потому что все было напрасно: Егор спит, а завтра он уедет и никогда не простит меня!
- Кто здесь? - На огороде вдруг осветилась открытая дверь бани.
- Дядя Егор! - закричал я, стараясь удержать нервную икоту. - Это я! - И, совсем сомлев от страха и стыда, почему-то совершенно замерзая, хотя ночь была жаркая, ткнулся во влажную холщовую рубаху овчара и, заикаясь, просипел: - Дядя Егор! Прости меня!

Чтобы оставить ответ, необходимо зарегистрироваться
Вы должны быть зарегистрированы, чтобы иметь возможность оставить ответ. Водите, используя форму входа или зарегистрируйтесь, если вы впервые на сайте.
Зарегистрируйтесь здесь »